За этот короткий день многоликая смогла сделать то, чего не могла добиться от себя все время завоевание – она наслаждалась смертями, казнями и упивалась собственной яростью. Пожалуй такого буйства кровавой богини не было даже при завоевание Гут Керийса, даже жрицам становилась страшно от того, что творила эта женщина, что уж говорить о простых обывателях. Просители и верующие, которые до этого осаждали резиденцию в надежде увидеть Шарисию быстро исчезли, после того, как головы несколько особенно с точки зрения многоликой непочтительных покатились к подножью трон. Можно было подумать, что она была в ярости от непокорности жриц и наглости прайма, но правда была иной. Ее знал только один аэри, который разжёг этот пожар ненависти и злости, при этом позабыв подсказать окружающим, как же с ним бороться.
Однако, все это не приносило успокоения… Память предательски подбрасывала картинки предыдущей ночи и настоящего утра, раз за разом подкармливая огонь намекая то на брак, который был одинокого противен и желаем, то на попытку напугать и управлять Ею, при том весьма удачную, а тона  язвительное заявление о ребенке, в котором ее выставили как породистую сучку.  И после таких заявлений он рассчитывал на спокойную жизнь? Дудки! Правда врываться вот так и устраивать сцену гнева и ревности она не собиралась – слишком много чести. За то ничего не мешает спустить собак на более податливую и эмоциональную половина Агроила. К несчастью для Агрона в сознание многоликой выработалась твердая тенденция, что при ошибки одного, страдать будет другой. Во-первых, это значительно уменьшало шансы жертвы на защиту, во-вторых, обидчику достанется в двойне, так как несчастная жертва явно не станет молчать, а в третьих… Она не могла признать свою слабость и то, что слишком привязалась к этим безумным демонам…На столько сильно, что даже мысль о браке не была на столько уж противной. Именно поэтому его следовало разорвать.
Воровка нашла свою жертву лишь ближе к ночи, старательно вымеряя каждые слова и продумывая план изощренной мести. И когда она нашла его, на улице, спокойно прогуливающегося по городу, без особых страхов и проблем… Без необходимости скрываться за чужими лицами… Она уже не могла себя остановить. Точно дикий зверь она подстерегала его в темных переулках, она выжидала тот момент, когда Агрон останется один, когда рядом не будет никого, кто мог бы вмешаться… И вот кажется такой момент настал… А дальше бросок,  разъяренного зверя по имени женщина. Этот зверь безжалостно и бескомпромиссного целует добычу, будто стремясь пожрать ее. Наглость неприкрытая, подпитанная злобой, подталкиваемая жаждой мести… «Возьми меня»,- сквозь поцелуй произнесла воровка слова, за которые многие были готовые умереть. Вот только в эмоциях, что бурлил в этой милой головки не было и толики чувств и желания: лишь ярость, гнев и холодный расчет, где не было место любви.

Что она творила? Ответ на этот вопрос Шарисия искала каждую секунду, но ничего путного в голову не приходило. Точнее сказать, она отлично понимала, чего добивалась и что делала, но просто боялась себе признаться. Сейчас ей руководствовала холодная ярость, в которой не было нежности, только боль и желание отомстить. А что может быть лучшей местью мужчине, по крайней мере, в представлении женщины, чем то, что творила сейчас многоликая. Но это было безумно и абсолютно иррационально и часть ее разума понимала и, может быть, поэтому она старалась не обращать внимание и бросалась в омут. Ведь стоило Агрону остановиться хотя бы на секунду, прервать поцелуй, просто взглянуть на нее, не принимая правила безумной игры, и богиня очнётся. Она остановиться, осознав, что это не правильно, неверно… Может быть в глубине души она хотела бы, чтобы он остановил ее, но это желание было настолько поглощено водоворотом безумных страстей, что даже самый могущественный ментальный маг не уловил бы его, приняв за отголосок некой игры.
Когда же Лавуазье даже не подумал вразумить ее, Шарисия окончательно отдалась всепоглощающему желанию. И кто говорил, что бесчувственные и расчетливые люди не способны на безумства? О, для таких эмоции становятся сродни разрушающего потока, сносящего все преграды на своем пути. Будто не желая видеть происходящее многоликая прикрыла глаза, не разрывая поцелуй, словно стояло ему прерваться и разум вновь возобладает. Будто она боялась, что он что-то скажет и разрушит ее безумные планы. Ноги инстинктивно обхватили мужчину, вынуждая поддаться вперед, а руки ответили на столь наглое обращение с телом тем, что впились в плечи демона, словно Шарисия стремилась разорвать его, но отчего-то не могла.
Это было не правильно: сейчас, прижатая к стене распаленным аэри она походила действительно напоминала ту, с кем сам того не понимая сравнивал  ее Азазель. Как он сказал тогда? «С кем угодно и в любой подворотни?» И пусть это был грубый и весьма извращенный пересказ их разговора, но именно такой вариант и злил воровку. И она собиралась им отомстить. Им обоим и ее месть будет страшна…При этой мысли ее движения стали более точными и расчетливыми, а поцелуи до этого напоминающие попытку сожрать жертву, стали все больше напоминать механические действия, что являются неосознанной необходимостью для достижения цели.

Еще немного, еще чуть-чуть и эта история обретет достойный финал, она позволяла ему делать то, что желал аэри, она отдалась на волю его страсти и эмоциям, и все для того, чтобы холодная, расчетливая сердцевина, которая то и дело пробивалась сквозь пелену страсти наконец-то восторжествовала в победном рыке. Она целовала, она прижималась к нему все сильнее, то и дело намекая на желаемый результат, однако,  похоже обмануть того, кто знал ее слишком давно многоликая не смогла, так как все отчетливее ощущались сомнения Агрона, все четче слышался голос разума сквозь буйство страстей и апогеем ее проигрыша стал взгляд, который Шарисия не могла выдержать. Девушка подалась вперед, стремясь вновь поцеловать мужчину, но эта попытка была прервана самой богиней, которая словно передумав, отстранилась.  Твердый взгялд, в котором был лишь расчет и твердость в правильности принятого решения, послужил ответом демону. Шарисия не собиралась отступать, хотя это и было безумным и бессмысленным решением. Кажется, Агрон не понимал, что в растревоженном, рассерженном разуме женщины именно это место было самым подходящим. Потому что одна мысль о нем вызывала отвращения. Потому что оно было предложено Азазелем, Потому что в этом случае она могла в будущем добавить хорошую ложку дегтя во все медовые мысли и мечты Лавуазье. А тут, одним вопросом он отнимает у нее эту возможность: совсем как ненавистный алхимик... Один не лучше другого.
-Тебе решать,-только и смогла выдавить из себя девушка, отлично понимая, какое решение примет распыленный демон. Может это было и правильно, что все повернулось  именно так, все-таки Агрон лишь отчасти был виновен в ее нынешнем состоянии и имел право на некое снисхождение, пусть оно и граничило с последней просьбой приговоренного к смерти.

Он отстранился и многоликая вдруг почувствовала себя потерянной и одинокой, точно маленький неразумный котенок, которого выбросили на улицу, отобрав у матери. Хотелось плакать, кричать, протестовать и требовать, чтобы ее немедленно нашли, вернули, доставили и никуда больше не забирали. Странно рядом с ним она желала убежать, а когда его не было, то мечтала, чтобы демон нашел ее. Болезненные не правильные отношения, в прочем, как и вся ее жизнь. Как этот омерзительный, противоестественный союз трех частей единого целого. Почему-то она смутно догадывалась, что всякий раз, когда Азазель или Агрон спрашивали что ее тревожит или кто заставил ее злится, каждый ждал одно слово, общее в обоих случаях. Будто скажи богиня его и незримая цепь, что удерживает их будет разорвана и все проблемы решаться. Вот только Шарисия давно уже не глупая девочка — она редко попадается на одни уловки дважды. А в свете недавних событий, пожалуй, даже если Агрон вонзит ей в сердце нож, а Азазель превратит в гомункула, она назовет любое имя, кроме того, что жаждет услышать Лавуазье.
-Ничего, чтобы смогло помешать тебе,- выдохнула многоликая, после чего, сделала глубокий вдох, чуть прислонившись затылком к стене, нарочно завлекая аэри в плен страсти и чувств, которых ей так не хватало последние несколько дней.
-И какой слово из фразы «тебе решать» для твоего разума осталась не понятно?- понимая, что еще чуть-чуть и она уже не сможет выдержать заданный собственной гордыней темп, съязвила воровка, бросив Агрону как подачку право быть главным в этот раз и решать чем закончится их история. Хотя... финал с точки зрения одной особы был предсказан с вероятностью девяносто процентов. И чем больше они оставались рядом, тем четче она осознавала, что другого пути нет. Как однажды заметил одни уличный актер: «Если положение вещей вам крайне не по душе, доведите его до абсурда. Хотя бы посмеетесь».-Считай, что сегодня мы те, кем были когда-то в Бруте,- дала сама себе установку богиня, откидывая в сторону маску всемогущей правительницы тигранов и обиженной леди и вновь одевая костюм воровки и аристократки из вольного города.

Когда перестаешь бежать от неизбежного? Ровно в тот момент, когда две половины бытия сходиться во мнении, что это должно произойти. Одна из этих частей — логичное объяснение того, что ситуация может быть изменина, если ей не дать свершиться. Вторая же животное инстинктивное стремление быть свободным от фатального исхода. Сегодня в этот самый момент две эти стороны бытия сошлись в едином порыве позволить неизбежности стать реальностью. И поэтому, когда Агрон стал взывать к ее разуму, многоликая отказывалась его слышать. Он говорил прописные истины, верные, весьма логичные вещь известные любому здравомыслящему человеку и пожалуй, в иное время Шарисия бы согласилась  с ним. Но не сейчас... Сейчас она смотрела на него и видела Азазеля, отчитывающего глупую девчонку, посмевшую тягаться с ним в хитрости, слушала и лишь еще больше замечала, что перед ней алхимик, а должен быть магистр. Нет,  в этот вечер здесь  на улицах Маршары она жаждала быть с Агроном, а не его холодной копией. А что такое Агрон? Это чувства, эмоции и страсть, что сжигают ее изнутри каждый миг.
-С каких пор богини обязаны давать отчет смертным? Где та скрижаль, где написано, что я должна делать, а что нет?- с вызовом во взгляде произнесла она, на краткий миг сбросив маску «Сапфир» и надев вновь божественный лик.  Причина подобного была проста как и ответ на вопрос, чего она хочет на самом деле — свобода. Если для того, чтобы обрести безграничную свободу нужно стать богам, что ж, цена не высока. Подумаешь, разрушать целую империю ради собственной прихоти, никто их не заставлял верить, она лишь предложила, а они пошли.
Воровка и сама не могла сказать, как бы поступила, продолжив Агрон учить ее «быть всесильной», но он явно осознал свою ошибку и не стал продолжать. Хотя, следующие слово повергло ее в ступор. Она на самом деле замерла, едва ощущая его поцелуи и прикосновения, в мыслях было лишь имя «Шарисия». Девушка пыталась понять, что же оно означает для этого демона. Для Азазеля была интересна лишь Рисса, он бы спокойно прожил и с этой частью богини. Но кто же она для Агрона? Прежде чем окончательно уничтожить или возвысить его, владыка Брута должна была понять...
-Агрон,- выдохнула она наконец, чуть наклонив голову в сторону одной рукой осторожно, но настойчиво придвигая голову мужчины ближе, не желая, чтобы он прекращал, другая меж тем рисовала причудливые узоры на спине демона.- Кто я для тебя?- выдохнула она мучащий вопрос, ответ на который решал все.

Не такой ответ она ждала. Шарисия надеялась, что он назовет ее богиней, помощницей, глупым увлечением, на худой конец чем-то можно использовать для достижения цели. Это бы так походило на правду и решала столько проблем. Но нет, Лавуазье никогда не ищут легких путей — они всегда создают глобальные проблемы. Что поделать, чем могущественнее существо, тем более запутанная у него жизнь — это многоликая уяснила уже давно. Но даже понимая это девушка не хотела верить в вымученное признание. Разум тут же пытался найти сотню другую отговорок-объяснений одно правдоподобнее другого. Уловка, игра, очередная интрижка, попытка отомстить и насолить Азазелю, а может просто их договор и он не может отличить свои мысли от ее? Как было бы приятно, если бы хотя бы одно из этих утверждений было истинным. Но нет, если с алхимиком всегда была тишина, то здесь глубинами души она чувствовала ложь и правду, глобальные перемены в эмоциях и чувствах. И они не лгали... возможно впервые за много лет...
-Не могу,-произнесла она, обернувшись девой песка и выскользнув из объятий демона, материлизовавшись у него за спиной.- Не теперь, не так,- продолжала она свой непонятный диалог с самой собой, прижавшись спиной к спине Агрона, точно пытаясь дать ему последний шанс одуматься, последний шанс сказать, что эта шутка и ложь и не бросаться в бездну, учитывая, что у них не было крыльев, чтобы после выбраться из нее.- Скажи, почему все так сложно? Раньше было просто: ты и я — всего лишь расчет, всего лишь одна из тысяч твоих интрижек,  всего лишь взаимное использование и выгода и ничего более. А теперь... - она замолчала прикрыв глаза и задержав дыхание.  Если до этого момента Шарисия могла спокойно исполнить задуманное, отомстив обоим, так как была уверена, что ничего страшного и важного между ними не происходит, то теперь спящие эмоции и чувства давали о себе знать... Она не могла более мстить, по крайней мере не поставив Агрона хотя бы частично в известность о том, за что она собирается взимать долги с Лавуазье.- Жизнь моя, что мне делать?
Быть может голос и мог лгать, но чувства не обмануть: ее душа и сердце плакали и смеялись, она была счастлива и растроена одновременно. Странная смесь, когда одна часть требовала, чтобы он остался, а другая приказывала уйти. Вот только разве что Азазель мог сейчас сказать, что это одна и та же часть, просто Шарисия боялась за Агрона и вновь хотела защитить так, как умела это делать — находясь как можно дальше от того, чьей силой и слабостью стала.

Он не слушал ее, точнее сказать отказывался слышать то, что многоликая пыталась донести до демона. Это было безумие! Это было не правильно! Проклятие, что за не нормальный день и когда же все началось, когда она совершила ошибку? В ту секунду, когда в храме захваченного города появился Агрон? Нет, это было еще раньше в то злополучный день в Бруте, когда она встретила их... Проклятие, в каком же отрывки жизни она пожелала оказаться меж двух огней и какой шутник подслушал ее желание? Одна лишь вещь позволяла сохранить здравость рассудка, одна лишь тонкая грань удерживала ее от падения: она не обманывала их, она всегда верна лишь одному...Только одному... Но вот кому? Теперь Шарисия точно знала, что расплата за любое неточное слово будет смертельна высока равновесие их хрупкого мирка могло вот-вот разрушится и никто кроме великой богини не будет виноват в столько ужасном дияние. И поэтому она всеми силам избегала эти три простых слова, пряча их за многочисленными недомолвками и фразами, будто предчувствующая, что они могут послужить катализатором.
-Ты не знаешь и половины. Не пожалей о своих словах,- произнесла она, даже не думая вырываться или спорить с могущественным магистром. Она лишь пыталась все еще достучаться до остатков разума. Хотя, о чем она думала, если даже у логичной части Лавуазье в данном вопросе отсутствовала какие либо зачатки разума, что уж говорить о том из «братьев», в чем распоряжении были чувства.

Кто она такая, чтобы с ним спорить, если все шло именно так, как и должно было идти? В Бруте порой говорили: «Все случается так, как должно быть. Даже если все пойдет иначе». Здесь и сейчас ситуация была вполне похожая: финал будет неизбежен, вопрос лишь в том, насколько болезненным он окажется для них. Но для начала следовало решить несколько вопросов, точнее сказать всего три. Первые  два являлись отголосками прошлого, а вот третий — назойливым настоящим. Был еще четвертый, моячищий на самом отшибе, но его существованию угрожали первые три. К счастью, времени было достаточно чтобы все обдумать: в голову отчего-то пришла детская игра в вопрос-ответ, правда она влекла за собой обоюдную опасность, но и обоюдную выгоду, которой нельзя было приналегать.
-Есть три вещи, которые ты не знаешь или по крайней мере, делаешь вид, что не знаешь,- попыталась повести разговор в нужное ей русло, заинтересовав и заинтриговав мужчину Шарисия.- В прочем, они обоюдны и я хочу узнать на них ответ,- дворец был уже совсем близко и требовало принять решение и расставить приоритеты сейчас, в противном случае она может просто не успеть воспользоваться ситуацией оказавшись в добровольном рабстве.- Может сыграем, жизнь моя, в слово и дело?-предложение с толикой хитринки и скрытой страстью, можно сказать, многоликая развязывала им руки, превращая это вечер воистину в великую игру.

Пустынно, тихо, нет лишних ушей и глаз. При всех своих отличиях в вопросах уединения и личного пространства оба Лавуазье были схожи, поэтому Шарисия вполне себя уютно чувствовала рядом с ними. То, что было сказано в их присутствии оставалось между ними и ей не стоило волноваться, что по гроду поползут слухи и ненужные домыслы. Чертовски удобно для раскрытия чужих тайн, особенно, когда порой приходится открывать и свои.
-Как пожелаешь,- усмехнулась она, наблюдая за манипуляциями демона с водой, когда же он преподнес ей бокал вина, многоликая благосклонно приняла его, дополнив тост собственной ремаркой.- За безумие, которое увы, заразно,- с этими словами она сделала небольшой глоток, следовала оставаться трезвой, а то кто знает, что может случиться, если она вновь переборщит с алкоголем.- Что ж, я первая,- ласково улыбнувшись с трудно скрываемым предвкушением чего-то великого и страшного произнесла она.- Вчера было ровно пятьдесят лет с того момента как я и Азазель заключили некий договор определенного содержания. Ты знал об этом?- посмотрев прямо в глаза Агрону настойчиво поинтересовалась воровка.
Ей нужен был не столько ответ, сколько его реакция, эмоции, которые будут правдивее тысячи слов. Тогда в тот день она стала ради достяжения цели госпожой Лавуазье в обход всех правил и законов, она была женой для одного и для другого. Договор должен был быть расторгнуть сразу же после завершения дела. Но Азазель поступил как напыщенный самовлюбленный идиот — он сохранил его, номинально оставив за девушкой столь неприглядный титул. Если с той частью Лавуазье многоликая уже разобралась, то с этой еще предстояло понять, замешен ли магистр в выходки алхимика. Если нет, она ударит этой шпилькой так, как ей будет удобно и когда удобно. Но если да... горе-любовнику и потенциальному мужу предстояло весьма красноречивая сцена разъяснений, что бывает с теми, кто пытается заставить Шарисию играть по своим правилам.

Как все просто и легко было у эти аэри даже противно становилось: «Да, я знал, но просто забыл тебе сказать, милая» - именно это звучало в голове Шарисии, когда мужчина пытался ей объяснить все хитросплетения их с братом жизни. Да уж, многоликая была наслышана он  этом очаровательном дуэте и знала о них куда больше, чем хотелось бы знать. Каждый раскрывал свои маленькие тайны, даже не подозревая, что в этой миленькой головки уже рисуется полная картина: забавная, веселая и крайне неприятная.
-Ха,- усмехнулась она, когда Агрон попытался покопаться в своей памяти, или лучше сказать, сделал вид, что покопался, так как ответ был найден слишком уж быстро для того, кто не знал, где его искать. Пожалуй, она простила бы легкую привольность и даже то, что он находился в известности, если бы не одно НО. Он посмел назвать ее «госпожой Лавуазье» худшего оскорбления для себя Шарисия придумать не могла. И не потому что не желала этой роли, причина была в ином: ей навязали ее, поставили перед фактом даже не дав возможность выбирать — вот в чем была вина ее мужа, вот где таился корень зла.- Свежо придание, милый мой,- процедила она недовольно сквозь зубы.- Хотя, признаюсь, если бы я тебе не знала, не поверила бы тебе. Но боюсь, твое эго не выдержало бы пятьдесят лет того факта, что твоя собственность в лице жены спокойно живет в свое удовольствие и возможно греет постель какому-нибудь лорду или убийцы,- она нарочно заставляла Агрона ощутить всю глубину той ситуации, в которой они оказались, чтобы побольнее уколоть и наказать, в свойственной лишь ей манере.- Любовнице такое позволить можно, но вот жене...-усмехнулась она,- Хотя,- она задумчиво повертела в руках опустевший бокал.- интересно, если встанет вопрос, чья я жена — твоя или Азазеля, ведь подпись ставил он,- последний самый тяжелый гвоздь в крышку гроба самовлюбленного демона.- Но я виду себя не честно, все-таки твоя очередь задавать вопросы.

Наглый, умный, красивый и задающий чертовски не удобные вопросы. Она уже стала забывать на сколько тяжело общаться с Агроном и мысленно отругала себя за то, что упоминала имя того, кого не стоило упоминать. Но что сделано, то сделано, к тому же Шарисия сама хотела найти ответ на данный вопрос: кто же для нее Азазель? Их отношения никогда не заходили дальше платонических и не зайдут никогда, так что назвать его любовником язык бы не повернулся.  С самого начала они были ни то врагами, ни то соперниками, ни то союзниками. Совсем как сокол и змея из легенды Брута. Помнится когда-то давно Фантом рассказывал о том, что самый великий союзник — это твой самый страшный враг. Он рассказывал о странных, запутанных отношениях, когда ты ненавидишь этого человека, хочешь его уничтожить, но в тот же миг понимаешь, что нет ничего ценнее его на свете и без этого зла ты не сможешь существовать. Ближе любовника, дороже самого верного друга, хуже самого злейшего врага... Он был ее необходимым злом. Он был ее зеркалом, у которого многоликая стояла, задавая вопросы, не нуждающийся в ответе и получала решения, которые виднелись только в мерцании серебристой ртути. Любила ли она его? А что такое любовь? Доверяла ли она ему? Ровно на столько на сколько можно было доверять своей смерти. Была ли она готова встать на его сторону? «Пока весь мир у твоих ног — я твой злейший враг. Когда же весь мир пойдет против тебя — я стану смертью этого мира» ,- вот все, что она могла сказать на этот вопрос, кто бы из двух половин его не задал... Но как объяснить все это хитросплетение Агрон?
-Что бы я не ответила — это будет лишь половина правды. Что бы я не сказала — это будет ложь,- усмехнулась она в ответ, подойдя к мужчине и проведя тыльной стороной ладони по его щеке. Многоликая знала о последствия и чувствовала, что такой вариант устроит Лавуазье куда больше, чем голые факты.- Я выбираю дело,- победоносно произнесла она, подходя к краю купальни и остановившись на грани от того, чтобы упасть.

Шаг в бездну, тонкая грань между безумием и здравым смыслом, едва уловимая граница, переуступив которую, ты падаешь в омут. Шаг... И пустота обнимает тебя, поглощая все твое естество... Но пока шаг не сделан ты видишь лишь зеркальную гладь воды, что наполняет купальню. Шарисия лучше многих видела эту старшую, пугающую, но притягательную аллегорию и замерев у самого края, она точно повторяла свою жизнь, меж тем в глубине души надеясь, что полет в объятия вечности она совершит не в одиночестве. Это было смешно и странно, она всегда боялась завершить начатое, всегда искала того, кто примет удар за нее, все убегала, когда ощущала, что теряет контроль. И вот она вновь пытается скрыться, давая шанс уйти, спастись и ему... Но вместо того, чтобы наконец-то освободиться, чтобы избежать этой безумной, губительной связи он лишь смеется над ней.  Едва ощутимое прикосновение на грани иллюзии, но не холодной как свет луны, а горячей и полный жизни, словно пустыня. Она вздрогнула от слов, от дыхания, от того, как все оборачивалось. Пол часа назад она была движима только одним желанием, только одной идей, а теперь... Теперь она уже не была уверена в том, что сможет нанести так необходимый удар. «Меж двух огней»,- мысленно произнесла она, вдогонку шальной мысли, точнее истории о том, что бывает, когда аэри нечто считают своим. Дядя когда-то сказал ей, что любовь в понятии аэри не так далеко ушла от представления Брута о чести. И ему крайне будет жалко того безумца, кто окажется между демоном и объектом его желания. Тогда много лет назад, она использовала эту простую истину, чтобы достигнуть успеха в Бруте, подначивавшая, привязывая, обольщая двух Лавуазье: одного на уровне эмоции, другого  - разума. Но разве могла она тогда предложить, что спустя много лет ее игра обернется подобным кошмаром? Две части одной личности всегда недолюбливали друг друга, а сейчас у них был повод начать войну, которым они воспользуются, чтобы удовлетворить свои желания. Проклятия, Шарисия впервые ощущала, что ее используют, и это чувство было крайне противным.
-Этого я и боюсь,- едва слышно прошептала она, ни столько Агрону, сколько самой себе, точно надеясь, что слова улетят и исчезнут, а вместе с ними и ее страхи и проблемы развеются, словно не удачно заклинание. Богиня осторожно взяла в руки бокал вина и не отрывая глаз от зеркальной глади купальни машинально, практически на автомате выпила его  до дна. Девушка усмехнулась про себя, сходству двух аэри, ведь только вчера Азазель буквально спаивал ее при этом, кажется, они играли в нечто похоже... Да, на этот раз не хотелось бы терять сознания в самый ответственный момент.- Странное желание,- произнесла она голосом, более вернувшимся к реальности.- Но знакомое. Истина в вине?- усмехнулась она печально.- Вопрос,чего ты желаешь, больше всего на свете?- это была последняя проверка...

Есть вопросы, которым следует остаться без ответа. И есть ответы, которым следует навеки кануть в Лету и быть похороненными на необитаемых островах, где их никто не найдет. Таким вопросом был тот, что задала Шарисия, таким ответом стал тот, что подарил ей Агрон. В голове моментально всплывала картина вчерашнего вечера: Азазель, что смотрит на нее внимательно, точно пытаясь прочитать малейшие изменения в ее душе, его прикосновения, такие похожие, но в тоже время совсем иные...  И вопрос: «Если начнется бой, на чей стороне будешь ты?». Тогда, боясь ответить и тем самым начать войну, она лишь поцеловала его, чтобы отвлечь от безумных мыслей, чтобы дать хрупкую надежду, чтобы не говорить: «На своей», что не шептать: «Я сделаю все, чтобы вы возненавидели меня и оставили, потому что я не смогу выбирать». Тогда, ей так кажется, у нее получилось заставить его слегка успокоится... Нет, тогда она просто успокоила себя. Но вот та же история, тот же мужчина, тот же вопрос и тот же ответ. Да, слова другие, окружение другое, но смысл тот же. Он будто спрашивал: «Ты на моей стороне?», а она боялась ответить «Я на своей стороне».
Она прикрыла глаза, тяжело вздохнув, когда его дыхание вновь обожгло кожу, разум метался ища выход из сложившейся ситуации. Что она могла сделать? Усмехнуться, не поверить его словам? О да, она не верила им, ведь слышала так часто. Ведь когда-то он обещал ей, страстно шепча в постели, что они всегда будут вместе, что он не оставит ее, что ей стоит только пожелать... А потом, он так легко сбежал, так легко поверил в ее игру, вполне удачную с подачи Азазеля. А потом даже не пытался найти, вернуть, поговорить... Пятьдесят лет он шептал эти слова другим и теперь хочет, чтобы она поверила? Глупо, наивно, бессмысленно. Но тогда почему в глубине души она верит? Почему она верит им обоим, даже зная, что они лгут. Может быть тогда лучше повернуться и поцеловать, признать его власть, дать демону то, что он жаждет так страстно и самозабвенно? Нет, Шарисия почему-то чувствовала, что поступив так, она потеряет не меньше, чем в первом случае. Ведь она нужна ему лишь пока не досягаема, пока они танцуют на грани, пока нет уверенности, что богиня — его собственность. Ведь в тот момент, когда на ее нежной коже появиться клеймо Лавуазье, она больше не будет интересна, ведь она всегда будет рядом и под рукой... Страшно, но у нее всегда вызывала нервную улыбку сама мысль о том, чтобы быть покорной и принадлежать кому-то целиком без шанса убежать.
Поэтому девушка выбрала третий путь — прыжок в бездну подальше от вопросов и ответов, которые не должны были звучать. Со стороны это могло выглядеть так, словно Агрон не рассчитал силы или может быть нарочно толкнул ее, ведь она не сделала шаг, она просто качнулось вперед всем телом, закрыв глаза и готовясь упасть без намерения сопротивляться или отсрочить неизбежное.

Это походило на безумный фарс и шутку: она слушала и ужасалась. Ее пугала, насколько совершенной была ее игра, насколько гениальной она оказалась актрисой, если даже он спустя столько лет продолжал верить в то, что начиналось как вынужденное сосуществование. Ведь раньше было все так просто, так и  должно было остаться. Втроем они могли править миром: ум Азазеля, страсть Агрона и изворотливость Шарисии — перед столь точно выверенным составом не устоит не один враг. Они доказали эту истину в Бруте...Доказали не раз, но сейчас спустя пятьдесят лет аэри точно забыли о том, на сколько сильны были вместе. Или может она чего-то не помнила из всех их историй? Когда же настал тот злополучный момент, когда многоликая вдруг осталась одна? Может быть в тот миг, когда на свет появилась Владыка Сапфир? Да, именно тогда она заронила зерна, который дали столь ядовитые всходы. Будь проклят тот миг, когда она согласилась, будь проклят тот час, когда они вновь ворвались в ее жизнь. «Каким богам, каким духам мне молится, чтобы у них проснулся разум?»,- спрашивала она сама у себя, а ответом была тихая усмешка пустоты и вопрос, который звучал проклятием: «На чьей ты стороне?».
И что же делать разумному в мире безумных? Самому стать безумным. Шарисия засмеялась, сначала приглушенно, точно плача, но с каждой секундой ее смех становился все громче, все надрывестее и все безумнее. Она смеялась над ним, над собой, над ситуацией. Над всем этим бредом, в которое Лавуазье втягивают ее несчастную измученную душу. Что же, если он не желает ее отпустить и имеет наглость угрожать, то он получит все, что причитается. Да, она добавит ложку дегтя в его мечтания и планы. Песчаная дева выскользнула из рук мужчины, обдав его потоком песка, чтобы вновь встать за его спиной все той же Шарисией.
-Вы издеваетесь!-воскликнула она смеясь.- Нет, правда, это шутка, ни иначе. Потому что я не знаю, как по другому объяснить, почему вместо того, чтобы разбираться с армией, что стоит у стен моего города, с убийцами, что каждую ночь беспокоят мой сон, в конечном счете с Империй, которая отказывается покоряться, вы занимаетесь те,  что лишаете меня союзников! - со сталью в голосе продолжала она. Если на Азазеля кричать и эмоционировать было бесполезно и с ним нужно было говорить только доводами разума, то с Агроном идеальное оружие — эмоции. Эти простые расчеты многоликая произвела уже давно, и пока они редко ее поводили.- Ответь мне, мой милый, где я еще найду алхимика с таким потенциалом и такой мощью и настолько мне бескорыстна преданного? Ты об этом не подумал? А где я найду такого же Малакая, что будет на столько ревностно оберегать мой покой?- наступала она на него точно на безоружную жертву, камень на груди ярко запылал, Шарисия ощущала, как он обжигает грудь, как все ее естество переполняет ярость и гнев... О нет, сейчас с Лавуазье разговаривал ни Рисса и ни Шари, с ним говорила Шарисия, та давно запрятанная еще в детстве. Яростное безжалостное существо, та разрушительная мощь, что была в стократно усилена артефактом. И она не могла себя сдержать.- Забавно, у него хватило ума в отличи от тебя понять, что я практически подписала себе смертный приговор осколком. Но у тебя в отличии от него хватило бы такта не предлагать мне такое решение проблемы. Знаешь, а ведь он утверждает, что в принципе, ты можешь меня спасти, но преподнес это так, что лучше смерть, по крайней мере, я так думала впервые  минуты. Но потом поняла, что лучше способа  заставить вас пережить то, что заставляете пережевать меня вы, не найти,- она медленно скинула с себя верхнюю часть накидки, обнажаясь, отлично осознавая, что это вполне может быть последний каплей для Агрона в чаше его самообладания. Еще бы, то что он хочет, то что он жаждет. Вот оно, перед ним, просто подойди и возьми.- Ты уже давно изнемогаешь от желания, не так ли? Что же, разве я могу отказать тебе в такой малости, особенно если ты ТАК просишь? В этом наше желания совпадают, мотивы разные,- продолжала она надменно улыбаясь и камень на груди стал пылать еще ярче, заставляя эмоции биться через край.- Но разве это когда-то для тебя имело значение? Хочешь, чтобы я была твоей? Так приди и возьми, если хватит смелости!- воскликнула она, окончательно отдавшись на волю артефакта.