Зло приходит с шепотом. С первыми знаками грядущего забвения бездна пожирала город, незаметно для его жителей. Нет, они были столь слепы, что проморгали сумерки надежды, сумерки спасения. И лишь заплаканные кровью глаза в контуре почерневшей плоти век смотрели в небо, окутанное чёрной мглой, пока их не зашивают в мешок. Лишь в глазах мертвецов есть какое-то яркое понимание и осознание той безумной череды событий, погрузивших Миллен в пучину кошмаров.
- Это началось всего пару месяцев назад, но кто об этом помнит? - прошептал сморщенный старик-портной, затягивая на сухой шее дырявый шарф, - Каждый день ждёшь смерти, этих чёрных пятен и кровавых слёз... И час дневной покажется вечностью.
И в самом деле, всего-то пара месяцев, чтобы погрузить город во мрак. Некогда залитые светом и жизнью улицы превратились в мастерскую могильщика. Но только гробы не нужны уже давно - мертвецам путь лишь в общую погребальную яму, где день и ночь пылает костёр, поднимая над городом клубы общего людского пепла. Раньше здесь пахло духами, привезёнными из недалёкой Эларии, травами, рыбой с морских городов, до которых меньше дня пути. Прилавки были забиты всевозможной чепухой: драгоценностями, диковинными для местного края фруктами, зельями и тканями. Ныне всё служило лишь целям выживания и погребения.
Всё началось с мора животных. Затихли голуби и воробьи, кружившиеся над торговой площадью в поисках зерна. Когда в домах появилась вонь, многие открыли чердаки и обнаружили там десятки птичьих трупов. Но первые поводы для тревоги оказались запоздалыми - в город прокрался зловещий шепот. Из подвалов полезли крысы и мыши, выхаркивая на мостовые чёрную жижу вперемешку с кровью. Появились первые случаи заражения среди людей и кто-то спохватился. Немногие расторопные торговцы и учёные мужи покинули город в преддверие чумы. А после у ворот, прибыв на страшный зов, возникла армия. И жизнь перевернулась с ног на голову.
- Когда будет пайка? - сказал тощий ювелир, поправляя на носу пенсне с треснутой линзой, а после повязку на носу. Склонившись над телом, он делал последний стежок в очередном мешке. Кажется, то был двадцатый за сегодня. Не так много, как в пиковый день.
- Врач обычно объявлял, - пожал плечами портной, продевая нитку в иголку, садясь на колени у следующего мешка. Перед тем, как натянуть повязку на лицо, глянул на небо, - По солнцу уже которую неделю не определишь, полдень ли или уже полночь близится...
Вечный сумрак, сменяющийся лишь густой тьмой ночи, озаряемой редкими фонарями. Масло подходило к концу, как лекарства, хлеб, ткани, свечи, верёвки и многое другое. Хватало лишь мёртвых тел.
- Врач уже ничего не скажет, - вздохнул ювелир, поднимаясь над телом и снимая повязку, - Зашил я его. Грузите телегу, милсдари!
Ивеллиос натягивал на руки тяжелые кожаные перчатки. Больше из необходимости, чем из страха перед заразой, в отличие от его напарника - крупного телом портового рабочего по имени Теммет. Он прибыл сюда недавно на речном судне и решил остаться, "накопить деньжат" в живом порту, где дневная оплата могла превзойти недельную на судне. Желал после отправиться домой, к жене и детям, а ныне вместо ящиков и мешков таскал трупы и телеги, для которых не осталось больше лошадей. Гигант надел на своё унылое нелепо поросшее бородой лицо повязку, а после помог Ивеллиосу забросить труп врача в телегу. Вскоре, накидав с дюжину тел, мужчины потащили повозку от лечебницы к выгребной яме, прямо на чёрный дым, столбом поднимающийся над Милленом.
- Правда врач? Ты же ночуешь в лечебнице, - кряхтя, скала Теммет. Ивеллиос бросил на него безразличный взгляд. Атмосфера влияла на него как удушливый газ. Трупы, трупы и еще раз трупы - это всё, что видел эльф. И каким-то безумным нутром поднимался каждое утро, вновь берясь за грязнейшую работу. О нём говорили, что "ради хлеба этот и душу Шарисии продаст". Но не хлеб его толкал, а какое-то безумное болезненное удовольствие. То опустошающее чувство безразличия к жизни и смерти других, когда чума косила пачками прямо у него под носом. Засыпая в лечебнице под стоны и вопли одних, он просыпался, слыша покойную молитву над их телами и стенания других заражённых. Его держали рядом, он был готов помочь даже если необходимо было бушующего живого мертвеца упокоить навеки. Чума, когда из глаз начинали литься кровавые слёзы, не оставляла шансов на выживание и здравый рассудок.
- Да, это мастер Лейн, приезжий лекарь. Застрял здесь как ты и многие другие.
Теммет вздохнул. То ли от грусти за мертвеца, то ли от тяжести телеги, давящей на плечи.
- И ты?
Ивеллиос не ответил, да и близок был уже удушливый костёр мертвецов. Охотник был в Миллене с начала эпидемии, чуя грядущую бурю. Но остался здесь по собственной воле, чувствую необходимость разделить судьбу города, даже если сейчас ему казалось, что изо дня в день он проснётся среди мертвецов и их призраков, полонящих мглистые улицы.
- Сбрасывай! - носильщики перевернули телегу, сбросив тела в груду близ отряда мужчин, занимавшихся городским пожаром. Гигантская яма полыхала ядовитым огнём и пахла зловонием тысячи сточных канав, обрекая своих хранителей на токсическое безумие. Вот они, с пожелтевшей кожей и глазами, больные не меньше, чем чумные мертвецы, как неживые куклы подходили к груде тел и тащили их к огню на глазах у Ивеллиоса и Теммета. Последний хлопнул напарника по плечу:
- Идём!
Вскоре, в свете мрачных одиноких фонарей они дотащили телегу обратно по улицам, полным жидкой весенней грязи и черного пепла, смешанного с ней. Двери одного дома, казавшегося пустым и тёмным, открылись, наружу, шатаясь, вышел мужчина,  тут же выблевав нечто желто-коричневое.
- Да чтоб тебя...- Теммет остановился. Ивеллиос кивнул ему: в блевоте были чёрные комки чумы. Мужчина вытер рот и еле шевелящимися, бледными губами прошептал что-то о помощи. Охотник подскочил к нему, видя, как его ноги подкашиваются и довёл до телеги.
- Она же для мертвых... - сказал Теммет.
Больной что-то глухо простонал и затих. Ивеллиос покачал головой:
- Если не отвезём сейчас, то вскоре покатим его в мешке к костру.
И они повезли еще живого чумного к лечебнице, будто обменяв десяток усопших на одного полумёртвого. У ворот госпиталя пришлось бросить телегу и нести его на руках, к дверям, где стоял эльф, словно опасаясь заглянуть в преисподнюю. Ивеллиос открыл перед ним дверь, откуда наружу устремились рыки и стоны, полный зал кровавых глаз и чернеющих век... На них оглянулся один из врачей, с ног до головы пропахший гнилью и кровью.
- Коек нет! Кладите на пол!
И они положили. Среди десятков таких же, обуянных страхом и безумием.

Отредактировано Ивеллиос (09.03.2017 12:55)

Лечебница была самой бездной всего Миллена. Место, где больные искали помощь и надежду, стала средоточием отчаянья. По холодным коридорам витали лишь стоны боли, стенания душ, утопавших в черноте заразы, пожиравшей тела. Чернота окутала и сам госпиталь, ранее казавшийся просто серой каменной громадой на фоне остального района. Чернеющие глазницы взирали отовсюду и везде: в нескольких палатах, где безвольные изуродованные тела лежали едва ли не в обнимку, в коридорах между ними, словом, почти повсюду. Местами было тяжело пройти из-за коек и кроватей, принесённых из опустошённых домов. Впрочем, ходили здесь лишь полдюжины настоящих врачей и лекарей, а на помощь к ним приходили еще столько же недавних брадобреев и студентов, обучавшихся медицине. Неподалёку были и сведущие в зельеварении и алхимии, занимавшиеся поиском лекарства.
Ивеллиос оглядел полный зал. Больные гнили на глазах. Оплывали черты лица, темнела плоть, будто все они жили далеко на юге под палящим солнцем Эридии. Но этот цвет отличался от здорового загара. Врачи называли ткань омертвением. Богобоязненные говорили: проклятие. Охотник не отдавал ни одному названию предпочтения. Он наблюдал с тем видимым бесстрастием за ужасом, творящимся в Миллене, но внутри всё дрожало. Дрожало странным чувством, от которого в голове зарождалось то безумие, то мёртвенное спокойствие. Но оба состояния заставляли кожу едва заметно бледнеть, когда он оставался один на один с собой. За тысячи лет кошмары не утратили яркости красок.
Его ли окликнули? Проклятый чуть вздрогнул, привыкнув слышать здесь лишь нечленораздельный шепот и бред. Бросив взгляд перед собой, Ивеллиос не заметил ни одного из врачей или санитаров, оглянувшихся на зов, и только после повернулся.
Он словно заплутал во сне, этот юноша. А после забрёл в кошмар, ныне покрываясь испариной и бледнее на глазах. И всё таки держался на ногах, уверенно глядя на охотника, которого ныне вообще трудно было определить. Впрочем, такое в Миллене уже как месяц было нормой: лишь ратуша, казармы, да госпиталь работали в некоем подобии привычного режима. Многие торговцы закрыли свои дома, мясницкая лавка сгорела дотла уже неделю назад, лишь несколько пекарен продолжали работу, делая хлеб из городских запасов. Кузнецы, купцы, портовые рабочие, ювелиры, ткачи - все они перемешались в едином котле.
Эльф лицо краем рукава рубахи, рассматривая юного эльфа и вдыхая дым ламп, распугивающий рои мух, что не давали больным спать и, может быть, разносили болезнь. Странный чуть дурманящий состав, если сильно вдыхать, освежил мысли охотника.
- Врачам не до того. Поговори с хозяином склада, - понимая, сколь далёк был от госпиталя неизвестный, Ивеллиос кивнул сам себе с досадой, - пойдём.
Склад был местом неспокойным, но не утратившим некоей надежды. От этого места больных держали в стороне, из-за чего стоны и боль доходили сюда лишь эхом. Туда-сюда бегали санитары, таская то масло, то свечи, то что-то из лекарств или тканей. Последних особенно не хватало, многое было попросту стиранное.
У склада сидел мужчина умеренных седин, слегка раздражённо перелистывая учётную книгу. Рядом сновал один из врачей, гневно пытаясь требовать еды для больных.
- Им нужны силы для борьбы с заразой! Мы обязаны помочь им всеми силами! - молодой, явно вчерашний студент, активно жестикулировал, краснел от чувства подобной подлости и несправедливости. Мужчина же ему отвечал, раздражённо бубня себе в серые усы и продолжая зачем-то листать исписанную книгу:
- Сколько в них еды не суй, они всё выблёвывают с этой черной мерзостью. А потом умирают, доктор. Если будете пытаться кормить всех, то еды нам едва хватит на пару дней.
Дилемма любого голода и болезни.

Как будто мало было проблем в Миллене. Как будто кошмар не выел сердца людей своими страхами, но нет - теперь ужасы изувечили и их умы. Чернота проникла в людей иначе, исказив не органы, но суть: отныне дрожь и ужас перед чумой сменились отчаянной яростью. Миллен стал ареной для собачьих боёв, а крепостные стены стали трибуной. Люди, что ни за какие деньги не сунутся в город, кишащий чумой, ныне ожидали лишь исхода, единственных выживших в жестокой драке.
На лицах доктора и хозяина склада эмоции были разные. Относительно молодой врач был бледен от страха и недоверия, разом сникнув в своей идее борьбы за всякую невинную жизнь. В глазах его мерцали страхи, опущенные в бессилии руки слегка подрагивали - сумасшествие закралось и в его голову.
- Н-но... Как они хотят... пережить всё это? Ведь это преступление! Их повесят! - и врач был, безусловно, прав. Войска, стоящие за стенами собственного города, должны вернуть справедливость, когда ворота откроют. Другое дело - воздаяние нести уже будет не за кого.
- Переждут, когда чума кончится, а после разбегутся кто куда - средь тех, кто выживет, их ловить уже не смогут, - резонно ответил пожилой кладовщик, на диво спокойный, но хмурый. Он будто ждал всевозможных мерзостей, что прибудут с чумой. Да и сам он, судя по недавнему спору, засел в местном складу, как те восставшие, только арбалет не сжимал в руках, охраняя припасы пуще дикого дракона со своим золотом.
- Значит у нас нет выхода, надо вернуть склад, - охотник оглядел спорщиков, - Сил стражи не хватит, но ведь не они одни рискуют остаться без припасов.
Доктор живо закивал на слова охотника, пусть и веры в его дёрганном согласии было мало - слишком он устал от бессилия и бед, что сыпались на его плечи. Каждый день бок о бок с чумой, утро, начинающееся не с осмотра больных и пересчёта усопших, а раздевания и стояния перед зеркалом - не появились ли на его теле роковые чёрные пятна? Он боялся не меньше остальных. Кладовщик вновь выразил скепсис, фыркнув:
- И кого звать? Половина города прячется по домам, носа боясь высунуть. Другая либо у себя помирает от чумы, либо лежит здесь, либо уже висит чёрным облаком над городом, - за ехидством тоже крылся дикий страх. Он будто пересказал свою собственную судьбу, приближающуюся вскоре. Вот только кладовщик ей хотел плюнуть в лицо напоследок, прежде чем стать облаком густого чёрного пепла.
Охотник опёрся на стену, думая мгновение. Он долго сидел в городе, терпя его безумие, не зная, чем помочь. Ныне ему предоставлялся шанс что-то исправить. Проклятый начал излагать свой план:
- Кто-то возьмёт оружие. Работники порта из пришлых - удалые люди, тоже должны помочь. Еще... наёмники из района поместий, что стерегут местных дворян. И банды в трущобах.
При упоминании последних кладовщик сначала побледнел, а после снова фыркнул:
- Трущобы кишат заразой...
Доктор, наконец, взяв себя в руки, его остановил:
- Точнее туда никто не ходит, как только чума накрыла город! Там могут быть выжившие! Если собрать всех вместе, то выйдет войско - с помощью него мы сможем отбить склад? - почему-то он посмотрел на молодого эльфа, что принёс сии дурные вести.

"Я военный и ваши болячки - не моё дело!" - сказал начальник городской стражи в первые дни зарождающейся эпидемии. В те дни мёртвый человек казался исключением из правила и чаще весть об усопшем чувствовалась как "случившееся где-то на окраине". Ведь это нечто далёкое от их обыденности: от будней в лавке или знатном доме, от рыжей домашней кошки, лениво играющей с пойманной мышью, от привычных бесед через улицу, покуда развешиваешь мокрое бельё. Никто не верил в приближение заразы, не слышал, как чёрная лихорадка скребёт когтями двери. Нет, смерть - это исключение из правила.
"А что скажите сейчас, господин офицер?" - не сдержал мысленно холодной колкости эльф. И в самом деле, если чуму не одолеть проржавевшей без дела алебардой, то может она сгодится, чтобы сдержать пламя безумного бунта? Только предлагать логичное решение было некому - Ивеллиос уже неделю как отправил командира в последний путь на злосчастной прокопчённой телеге. От стражи остались лишь отголоски былой силы: многие бросили свои посты и ютятся то ли в своих пустых домах, то ли в услужении дворян, которые хотя бы дают выпить крепкой перед сном. Еще немалая доля последовала за командиром. Вся сила была на стенах и снаружи, только вот бесполезная. Те, кто был на стенах наблюдали захлёбывающийся в чуме город из лучших лож, когда как лагерю снаружи оставалось видеть лишь чёрный дым. Его потухание было символом, который ждали, но символом слишком многозначным: то ли уже нет мертвецов, чтобы жечь, то ли уже жечь некому и все мертвы.
- Где же наш лорд? - в безумной тоске прошептал врач, расчёсывая клочковатую неряшливую бороду.
- Там, - кладовщик кинул куда-то влево, хоть и мог показать в любую сторону, - За стеной. Наверняка доедает свой телячий галантин да заедает куском какого-нибудь сыра блё или булет.
На столь детальное описание кухни Милленского лорда оглянулись все в некотором изумлении. Мужчина поморщился и отмахнулся, а после зачем-то продолжил нервно листать учетную книгу, даже не глядя в собственные записи:
- Я управлял его кухней и здесь был за продуктами к его столу, когда началась эта дрянь.
От управляющего замковой кухней до кладовщика в чумном госпитале. Этот человек, несмотря на свой цинизм и порой неуместную расчётливость законченного утилитариста, почти самоотверженно продолжал работать в том, где был силён. Невольно и бессмертный восхитился сквозь притупленные и угнетённые чумой эмоции.
- Если... Когда я соберу всех, нужно будет согласовать план атаки в мэрии и достать оружие, - завершил план охотник, глядя на своих "советников". Впрочем, надеяться на чью-либо помощь он и не думал: дворянское гнездо было сейчас скорее змеиным клубком, а трущобы если не наводнила нежить, то там явно сновали мародёры.
Охотник не медля ни секунды развернулся и направился прочь. Его вещи, точнее то немногое, что он не раздал за надобностью другим, лежали в каком-то углу среди тряпок и спящей ночной смены санитаров. Не думая долго, эльф взял нож вдобавок к тому, что висел на его поясе. Меч остался стоять опёршись на стену. Но бездумные действия были остановлены голосом разума - "что ты им предложишь?". Резонный вопрос, поднятый молодым эльфом минутами ранее и проигнорированный охотником, едва стряхнувшим с себя густой пепел и пыль. Онемевшее тело, онемевший ум, требовавший еще мгновений для полностью трезвых решений - Ивеллиос нуждался в союзнике. Том, кто сумеет оказаться достаточно умелым и смышлёным дипломатом, чтобы выторговать хотя бы несколько пар рук, пригодных для меча. Задача довольно трудная для него, военного.

Отредактировано Ивеллиос (21.07.2017 14:40)

Верно ли Ивеллиос понимал себя сейчас как бессильного? Опытный воин, великий полководец, в конце концов бессмертный - и все эти таланты разбивались вдребезги, как надежды чумных здесь, в госпитале, пережить еще одну лихорадочную ночь. Губы, разжёванные в кровь в тяжелых мыслях. Ведь он может и должен помочь! И чутьё подсказывало - у чумы корни далёкие от чего-то естественного. Чёрная слизь, которой рано или поздно захлёбывался заражённый, вязкая и чудовищно вонючая, явно сущностью своей обязана искажению естественной реальности.
"Может, вышедшее из под контроля заклинание или ритуал. Может, мощное проклятие. Может, магия и алхимия вперемешку..." - думал эльф вместо того, чтобы шевелиться. Но шевелиться куда, когда ты сам едва сможешь что-то сказать несчастным докерам, страдающим не хуже, чем местные? Ивеллиос мог солгать, предложив что-то, но едва ли выглядел бы убедительно, скорее перепугал бы мужчин еще больше и подлил масла в огонь. Второго бунта Миллен не переживёт, война выплеснется на улицы и вместо чумы в ход пойдут ножи. Определённо, это быстрее и менее мучительно, чем сгорать в агонии и плакать кровавыми слезами.
Из мыслей Ивеллиос выдернул тот самый эльф, принёсший тёмные вести. Охотник взглянул на него вопрошающе. Теперь всё выглядело на своём месте, как бардак на кухне или в библиотеке. Так и хотелось задать вопрос: "Зачем ты проводишь своё время здесь, задавая вопросы?". Эльф закрыл глаза, с сожалением не чувствуя усталости, на которую мог бы свалить вину в своём пессимизме. Стремление к смерти перебрасывалось с него на весь остальной мир, только в отличие от Ивеллиоса, все окружающие его люди были насильно скованы цепями смертности, не бессмертия.
- Зови меня Таллион, - он вытер копоть с лица, но тем более её размазал по коже. Впрочем, в городе хотя бы от чистой воды недостатка не было, - Я хочу выполнить план. Найти людей. Там будет опасно и...
Он будто бы уже отговаривал этого молодого эльфа. Осёкшись, он оглянулся на страдающий госпиталь: здесь у каждого санитара шанс подхватить чуму чудовищно высок. Даже заходить сюда опасно. О заразе известно лишь одно - нельзя касаться чёрной жижи, но, к сожалению, это была лишь часть из множества случаев. Никто не смог увидеть того закона, с которым чума перебрасывалась с одного живого существа на другое, будто бы она была разумна и полностью безумна. Так что шансы этого паренька были не более чем случайность. Ивеллиосу приходилось признать: в нынешней ситуации он мог поступать как угодно ради выполнения миссии. Иной расклад - смерть всех в этом городе.
- Но ты из мэрии, да? А значит тебе есть, что предложить им. И твоя просьба будет звучать лучше, - голос стал жестче, но говорить это было трудно. Ограничения морали снимали груз ответственности с плеч бессмертного. И сейчас всё слишком напоминало бойню во дворце Теон. Либо жертвуй всем, что могло стать чем-то хорошим в этом мире, либо наблюдай, как сгорит всё остальное. Его ценности и предпочтения умирали страшной смертью под безучастным взором закона, который он себе установил.
- Мы пойдём вместе. Я буду тебя защищать.

Оцепенение мыслей и эмоций проявлялось даже сквозь речь - Ивеллиос это резко ощутил, когда ему начал отвечать этот невысокий и щуплый эльф, приятной наружности. Арден пусть и не был идеалом светлой семьи, будучи чуть ниже, чем положено и чуть щуплее, чем принято, но всё таки вызывал некое расположение своим внешним видом. Да и выглядел он на порядок лучезарней, чем грязный и замученный люд Миллена. Впрочем, следы осады коснулись и его: светлая кожа была скорее сереющей от голода и вечного сумрака города, а от природы худые щёки заметно запали. Говорил он просто, но в сравнении с Ивеллисом, будто мечом обрубающим свои фразы, этот юноша молвил и впрямь витиевато, как и положено представителю его народа. Да, они оба могли зваться эльфами, но суть слова этого разнилась в их отношении многократно. Гораздо больше общего Ивеллиос имел с бессмертными призрачными огоньками ауэренов, духов света, чем с Арденом и его родичам. Это было видно открытому взору: в сравнении с юношей проклятый был гораздо выше и шире, да и любой эльф если бы попытался и оспорить высоту Ивеллиоса, таковой же шириной плеч же похвастаться не мог. Видимо, глядя на могучего спутника, Арден так уверенно и произнёс "я иду с тобой". Но и охотник не лукавил: защитить светлого он мог.
- Сначала оружие и люди, потом планы будем строить, -сказал он сухо и качнул головой в сторону выхода, - Поспешим.
Они торопливо сбежали вниз по ступеням госпиталя, сопровождаемые недоуменными фразами носильщиков тел - те ждали напарника обратно. Работы непочатый край. Но Ивеллиос лишь махнул им рукой, оставляя наедине с трупами. Теперь он мог бороться за живых. Сейчас охотник думал о плане, вновь оговариваемом Арденом и сам лишь молча кивал. Доки и в самом деле были первым местом, куда стоило заглянуть. В обычные дни там за неделю проходило несколько речных судов, груженых самым разнообразным товаром. С началом эпидемии в городе на счастье его жителей застряла целая баржа груженная зерном. И еще большим счастьем оказалось то, что хозяин то ли сбежал, почуяв неприятности, то ли одним из первых же и слёг, а команда, по сути оккупировавшая зерно, отдавала его бесплатно, себе оставив не так уж много. Только вот отданное благодетелями спасительное зерно ныне покоилось на складах, занятых негодяями, а то была проблема и докеров, питавшихся всё оттуда же. С полторы дюжины сильных рук Ивеллиос рассчитывал здесь заполучить в свой импровизированный отряд. Но проблема была и здесь, а заключалась она в том, чем вооружить эти сильные руки - до начала эпидемии в городе был принят закон о запрете ношения оружия в городе. Пусть это сказалось на нередких случаях пьяных вооруженных драк, но пронести меч в город оставалось всё еще плёвым делом - достаточно было убедить стражу, что оружие идёт на продажу. И тем более ничто не мешало купить острую сталь внутри города. Но чем вооружить отряд ? Сей вопрос нужно было обратить к нынешнему командиру гарнизона, владевшему ключами от кладовой, где хранилось оружие приезжих. Но поднимать этот вопрос сейчас Ивеллиос не стал, надеясь на благоразумие хотя бы этого офицера.
Молчать, шагая по грязной и тускло освещённой мостовой было трудно. Ивеллиос бросил короткий взгляд на спутника:
- Неужели ты местный? - эльф не верил этому, но Арден всё таки был связан с ратушей, да еще и знал столь многое относительно склада, даже подозрительно многое. И пусть охотник мог легко проверить, использовав магию, но тратить силы, ныне неспособные оказаться лишними, было нельзя. Тем более когда юноша не вызывал подозрений и вроде жаждал помочь. Не дожидаясь ответа, Ивеллиос решил всё же поделиться мыслями относительно атаки:
- Ты прав, медлить мы не можем, так как еды не будет ни для собранного отряда, ни для остальных людей. Ударить лучше перед рассветом - тогда дозорные уставшие, а сон остальных наиболее крепок. А как... - они приближались к докам и отсюда уже были видны мачты торговых судов, - есть мысли.
Кончалась тёмная улица и серые дома. Путники входили в район речного рынка и здания здесь были куда больше, но в то же время скуднее жилищ местных. Когда-то охраняемые склады, отдаваемые в аренду поочередно разным приезжим торговцам, ныне пустовали. Всех интересовала еда, воск и масло. Рыночная площадь раньше была полна прилавков, крытых грубой, пропитанной дёгтем тканью. Конечно, они давно были пусты, но докеры нашли им применение. Когда эпидемия приняла массовый характер, связанные лишь общей работой люди начали сторониться друг друга, едва заподозрив. Некогда жившие в одном бараке, стоящем у самой реки, они резко расселились кто куда, как и все приезжие Миллена. Прилавки переделали в не особо уютные, но защищённые от влаги и общества других людей крошечные жилища. Ряды таких палаток теперь лицезрели путники. Но вместо шорохов, храпа или хотя бы пары бродяг их встретила тишина и холодный ранний весенний ветер. Ивеллиос на всякий случай отодвинул полог одной из палаток, но кроме досок и сена на нём ничего не увидел.
- Странно, - оглядываясь, сказал Ивеллиос, - Куда это все делись?