Храм встретил свою кровавую богиню с распахнутыми дверями и пустующей залой. Величественной и нелепой в своем запустении. Меж квадратных колонн, подпиравших высокие своды, гулял шальной ветер, гоняя по полу песок. За минувшую неделю его намело немало. Большие чаши, в которых жрицы поддерживали огонь - давно остыли. А алтарь лежал на полу, расколовшийся и брошенный.
Можно было подумать, что ученого тут и вовсе нет, а запустение - лишь результат визита воров. Но за одной из закрытых дверей теплился свет, пробиваясь сквозь щели тонкими лучами, хорошо видимыми в пыльном воздухе. Спустя одну лестницу и пару коридоров обнаружилась и новая лаборатория. Убранство ее было скудно, но уже носило узнаваемый почерк Азазеля - гротескное сочетание дискомфорта и уюта.
Высокий потолок стал значительно ниже, из-за обилия свисающих с него цепей. Часть из них была с кандалами, часть с крюками, а некоторые цепи увенчались канделябрами с давно потухшими свечами. Под этим неординарным потолочным декором расположились многочисленные столы, выстроившиеся в аккуратные ряды. Часть из них были заставлены колбами и пробирками, часть завалены книгами. Несколько оставшихся были пусты, если не считать кандалов на углах. И свежих темных пятен.
Если вспомнить “скромный уголок” Азазеля на его родине - примерно тот же колорит венчался роскошной кроватью с балдахином, на которой могли почевать пара дюжин таких вот Азазелей. Здесь же… Все было скромнее. Кровати вовсе не нашлось, но ученый не изменил своей любви спать на рабочем месте и стащил в дальний угол лаборатории, казалось, все ковры и подушки, какие только нашел в храме. Получилось даже вполне уютно. Если не смотреть по сторонам. Лежанка эта в настоящий момент была единственным освещенным местом. Там же обретался и сам хозяин всего этого безобразия.
И, если приглядеться, он был не один. Подле ковров, свернувшись на холодном каменном полу, лежала одна из непокорных жриц. По каким-то необъяснимым причинам даже не связанная. Может быть она уже мертва?
- А. Добро пожаловать в мой скромный дом. Не ждал вас так скоро… Сколько времени прошло? - поприветствовал ученый, поднимаясь. Предположительно мертвая Бастер вздрогнула и села на полу, пристально и выжидающе глядя на Азазеля.
- Но, пожалуй, сейчас отличное время! Я как раз добился первых любопытных результатов, - демон торжественно, в поклоне указал рукой на сидящую кошку. И недовольно засопел, поняв, что не произвел ни малейшего впечатления.
Азазель распрямился и начал мерить шагами расстояние от стены до стены. Он всегда так делал, когда требовалось быстро объяснить эксперимент неожиданному гостю. Как правило в итоге никто так ничего и не понимал, но сам ученый успокаивался, посему следовало позволить ему выговориться. Кошка крутила головой, не выпуская демона из виду.
- Принято считать, что настоящий ученый обязан посвятить себя одному единственному делу, ведь только так он сможет достичь в нем высот и установить новые. Вздор! - внезапно громко выкрикнул Азазель, и взял небольшую паузу пока “вздорное” эхо не утихло, - Я верю, что по-настоящему ученый раскрывается лишь комбинируя все свои знания и таланты для создания чего-то единого, ранее невиданного! Ради чего-то прекрасного!
Ученый хлопнул в ладоши и кошка, следившая за ним, подскочила, и быстро подошла, склонив голову.
- Знакомьтесь, это сестры-близнецы, святые настоятельницы этого храма. Самые уважаемые. И самые упертые, - говоря это Азазель указывал раскрытыми ладонями в стороны. Справа от него все также стояла, склонив голову, Бастер. А слева… Из тени раздалось гневное сопение и звук потревоженных цепей. Там обнаружилась еще одна кошка, почти идентичная первой, но закованная в цепи, свисающие с потолка, она едва доставала лапами до пола, а в зубах её был кляп. Но несмотря на свое плачевное положение, эта Бастер явно не горела желанием склонить голову.
- Говорят, они были не разлей вода. Везде ходили вместе и даже разговаривали хором. Вот, возьми, - и ученый протянул кошке скальпель. Та молча приняла инструмент, прижав его к груди, как нечто очень ценное.
- Как там вас, говоришь… А в прочем, не важно. Все равно забуду. Странные у вас, южан, имена. Будешь Грушей. Была у меня в детстве кошка, её так звали. Растолстела как бочка, а голова все такая же маленькая. Ну вылитая груша, - Азазель неискренне усмехнулся, - Так вот, Груша. Я хочу чтобы ты подошла к своей сестре и вырезала ей глаз.
Ученый отдал страшный приказ все тем же будничным, веселым тоном, и не успело эхо его слов угаснуть, как Груша  уже направилась к сестре. Без малейших колебаний. Пленница задергалась, замотала головой, но Груша уверенно схватила сестру за подбородок и что было сил вогнала скальпель в правый глаз, несколько раз провернула инструмент, наклонила, и вынула глазное яблоко из глазницы, все так же нанизанное на скальпель. А затем одним резким движением разорвала глазной нерв, отступив от сестры на шаг. Стоны боли, отчаяния, ненависти заполнили лабораторию.
- А теперь сожри его.
И она подчинилась.
Одна из сестер настоятельниц, возведенная в ранг святых - стояла и тщательно пережевывала глаз своей сестры. Не отводя взгляда от нее, извивающейся в муках.
Азазель какое-то время наблюдал за этой сценой с самодовольной улыбкой, и отдал последний приказ:
- Ну довольно. От этого нытья у меня портится аппетит. Прикончи её уже.
И Груша одним уверенным взмахом рассекла глотку. Горячая кровь хлынула по груди кошки, она захрипела и замолкла. Лишь цепи продолжали изредка позванивать вслед за последними судорогами тела.
Азазель же повернулся к своей гостье, открыв спину перед вооруженной Бастер, испачканной в крови собственной сестры. Она быстрым шагом направилась к демону, и… Встала по правую руку от него, склонив голову и протягивая скальпель, лежащий на двух раскрытых ладонях. Инструмент к тому же оказался прямо таки девственно чист. Ученый забрал его, а затем коснулся шеи Бастер одним из металлических когтей своей перчатки. Короткий разряд, и Груша осела на пол. Её глаза закатились, на лице застыло выражение блаженства, а тело забилось, словно в припадке.
- Вот он! Успех! - вновь торжественно произнес Азазель. Но бьющаяся в припадке кошка все еще не выглядела как невероятное открытие, и тяжело вздохнув, ученый пустился в беглые пояснения, - Стоило совместить знания анатомии и множество опытов по воздействию электричества на нейромедиаторы, с алхимией… Точнее говоря, с металосодержащими чернилами. Представьте себе сверхпроводник, введенный под кожу в качестве татуировки и соединяющий нервные узлы, в нужном нам порядке. Короткий разряд, и разум заполняет ощущение, превосходящее обычные в десятки и сотни раз. Оргазм, какого не достичь обычными путями, самая жуткая боль, животный страх и детская радость до слез. Всем этим я могу управлять, но… Пока что эффект слишком силен. Привыкание и зависимость не идут в сравнение даже с самыми тяжелыми наркотиками. Результат этой зависимости вы и могли лицезреть только что.
Азазель взял короткую паузу, перевел дух, и продолжил:
- Но это лишь верхушка айсберга! Только представь! Стоит лишь подобрать нужную последовательность, и под контроль могут попасть куда более сложные чувства. Чувство свершившегося открытия, радость творца, искренняя преданность, глубочайшая ненависть, истинная любовь! И предел яркости этих эмоций лишь в прочности сознания. Дольше. Ярче. Каждый раз как в первый. Разве это не захватывающе?
Азазель раскинул руки, ожидая вердикта своей лекции, его глаза пугающе блестели.

Азазель выслушал и кислые аплодисменты и критику со стороны Шарисии, и лишь после этого позволил себе ответить:
- Ах, юная леди все так же холодна. Ваше безразличие ранит мое сердце, - вот теперь это была по-настоящему дешевая постановка. И отвратительная игра. Ни эмоций в голосе, ни чувства уязвленного достоинства, которое гостья могла бы ощутить через связь договора.
- Не скрою, то, что вы видели, результат долгих исследований. Но позвольте! Я никогда не репетирую свои представления. Она выполняла лишь самые примитивные указания. Но убийство собственной сестры… Как интересно бы все обернулось, начни Груша сопротивляться? Но нет, нет. Как я и говорил, эффект слишком силен.
Ученый повернулся ко все еще бьющейся в припадке Бастер, поправил свои очки, сложил руки за спиной, обхватив ладонями локти и, приосанившись, пристально наблюдал за подопытной.
Могло даже показаться, что вопрос о самостоятельности кошки он и вовсе пропустил мимо ушей, но, спустя пару минут, ушедших на размышления, демон все же ответил. Сухо и по фактам, не пытаясь более приукрасить свою речь:
- Не думаю, что она способна на сложные поручения. Сознание повреждено. Это вызвано чрезмерно сильным эффектом “пряника”. Как я уже упоминал ранее, метод контроля прост и стар как самый первый Черный Рынок. Она зависима от всплеска эмоций, которые только я могу ей дать, но… Как правило наркоманы - одни из самых изобретательных людей. Дело в том, что мало кто в этом мире может похвастаться столь же сильной мотивацией, что есть у наркомана. Вот только со временем, каждая новая доза разрушает тело и разум. В нашем случае тело не пострадало, но разум… Эта бастер сгодится только для самых простых поручений. Нужно больше опытов. Отрегулировать мощность эффекта, найти более комплексные эмоции, и мы сможем не только получить гипермотивированных подчиненных, чьи тела и разум не страдают от наркотика, но даже рыцарей, готовых присягнуть нам всеми мыслимыми клятвами. Ведь преданность, сильная и искренняя, не может рассеяться так же просто как ощущение боли или радости. Однажды внушив это чувство подопытному, мне даже не придется обновлять эффект.
Азазель внезапно замолчал и даже слегка вздрогнул, прекращая созерцать утихающий припадок бастер, и оборачиваясь на Шариссию. К своему легкому удивлению он увидел на её лице ухмылку а на полу несколько разбитых колб.
- О. Простите, юная леди, я слишком глубоко погрузился в рассуждения, но, кажется, догадываюсь, чем вызвано ваше неудовольствие. Но неужели вы и в самом деле подозреваете меня в вандализме? Какой ненаучный подход. Результат того, что вы видели на входе - это результат сопротивления жриц. Эти Бастер так упрямы, что пришлось в срочном порядке переоборудовать их кельи под клетки. Было не так уж и сложно. Самому же мне не пристало подметать полы. Храм вернется к своему прежнему состоянию сразу же, как только у меня появится больше опытных образцов. Но Груша может отправляться и наводить порядок сразу же как только придет в себя. На это она вполне способна.
Ученый повернулся к многоликому всем корпусом.
- И еще кое-что. Каждое повреждение моего оборудования - маленькая смерть для вашего авторитета в моих глазах, юная леди. Со всеми вытекающими последствиями. Я согласился играть в ваши игры подражания богам. Но лишь из-за брата. Я согласился поддерживать легенду на публике. Но я в нее не верю. Пожалуйста, помните об этом.
Спустя несколько секунд, после того, как ученый закончил свою речь, на полу зашевелилась бастер, едва слышно постанывая, и слегка разряжая атмосферу.
- Убери это, - приказал Азазель, все еще не сводя пустого взгляда с Шарисии и указывая на осколки. Впрочем, приказ исполнять бросилась вовсе не лжебогиня.

Азазель наблюдал за своей гостьей жадно. Эмоции изливались из нее, реакция на слова Азазеля. Во многом ожидаемая, всякий раз она обретала новые краски. Ученый пытался не упустить ни единой ноты в голосе, ни единого сокращения лицевых мышц. Понять, объяснить, структурировать. Эмоции Шариссии манили и завораживали ученого, как манит страждущего то, чего он сам лишен.
Ни это ли стало первопричиной и главной идеей исследований Азазеля? Попытка контролировать то, чего не можешь получить. Компенсация. Это - научный подход.
Но ученый не мог полностью отдаться наблюдениями. Шариссия говорила, и ждала ответа. Пыталась задеть гордость, сущность которой Азазель знал лишь в теории, составленной из наблюдений за братом:
- К сожалению, юная леди, я не в состоянии ответить вам в соответствии с вашими желаниями. Но я могу попытаться на основании своих исследований. Как правило в таких ситуациях, на обвинение мой дорогой брат пытается ответить как можно более убедительным аргументом в свою пользу. Я не нахожу эту тему стоящей обсуждения. Но отвечу: Понимайте правильно. Сохранность храма никогда не была для меня важной задачей, равно как и разрушение. До этого мне дела нет. Ровно в той же степени исследования Нэйтана не вызывают у меня интереса. Однако, его присутствие мешает мне. Особенно, если этот человек пытается обсуждать со мной алхимию.
Но дальше все пошло еще хуже. Эмоции Шарисии начали выходить из под контроля. Достаточно, чтобы даже Азазель смог почувствовать их. Должно быть, упоминание об отстраненности ученого от общей цели оказалось лишним.
“Неужели тебе так важна моя вовлеченность? Разве недостаточно того, что я поддерживаю вас с братом?” - задался вопросом Азазель. Но озвучивать не стал.
Как не стал и подавать виду, что понял истинную суть “эксперимента” Шарисии над кошкой. И даже решил подыграть.
Ученый сделал пару шагов к лжебогине, остановившись за спиной, и положил руки на её плечи, уверенно надавив большими пальцами у основания шеи, и массируя круговыми движениями. Обширные познания в области анатомии и изучение работы нервной системы могут давать весьма приятные результаты.
- Как я уже упоминал, сознание подопытной разрушено. Я не могу с точностью сказать, что она видит, и как интерпретирует. Но с уверенностью могу заявить, что в хаосе любого безумия есть свой извращенный порядок. Мозгу нужны логические цепочки для принятия решений и выполнения действий для достижения цели. Даже если на первый взгляд кажется, что логики нет. Как только мозг теряет способность выстраивать логические цепочки - наступает смерть разума. Такие подопытные не способны ни на что. Даже принимать пищу самостоятельно они уже не могут. В случае же с нашей бастер, полагаю, случившееся не было распознано как угроза жизни. Но было распознано как препятствие. Взгляните, её правая рука кровоточит. Кошка с силой сжала в не осколок, возможно намереваясь ударить вас им. В логике её мышления, вы - помеха, мешающая ей выполнить задание и получить желанную награду. А помеха должна быть преодолена любым знакомым существу способом. На изобретение новых способов, полагаю, её разум уже не способен. Повреждения необратимы.
Азазель убрал руки с плеч Шарисии и вновь спрятал их за спиной, и продолжил примирительным тоном:
- Конечно, у меня есть свои мотивы. Сама по себе власть не интересует меня так, как вас с братом. Однако, я прекрасно понимаю, что власть - это инструмент, двигающий науку. Чем больше власти у меня будет, тем больше будет подопытных. Может быть я даже возьму подмастерий, для ускорения работы. Обязательно возьму. Из числа успешных своих экспериментов. И буду на всю сотню процентов уверен, что никто из них меня не предаст, и не будет мешать.

Лицо Азазеля было скрыто высоким воротом плаща, но в этот момент Шарисия была уверена - демон улыбнулся. Пусть это было проявление ничтожно слабых эмоций, сопровождавших алхимика всю его жизнь. Точнее говоря - самостоятельную часть его жизни. Но сам этот факт, факт реакции - говорил о многом.
- Разочарование, юная леди, исходит из неоправданных ожиданий. По-настоящему я был бы разочарован, стань титул богини вам действительно дорог. Впрочем, будь это так, я никогда не признал бы всей этой затеи, и не стал вам помогать. Ибо снедаемые жаждой величия - слепы, как новорожденные котята.
Азазель чуть наклонился вперед, ближе к лицу гостьи:
- Вам же, юная леди, свойственно искать себя. Воистину, для нас мы сами - и есть величайшие загадки! Найденный ответ будет означать очень много. В этом мы похожи. И это еще одна причина для меня - помочь.
Шарисия перешла к перечислению важных дел. Азазель внимательно выслушал её и жестом пригласил пройти вглубь лаборатории.
- Кого убить? Тут все очень просто. Стоит даже слегка придушить гордыню, и начать прямо просить о желаемом, и вы удивитесь насколько это бывает эффективно. Но в вашем случае такое невозможно, надо полагать. Стало быть это убийство вам не по зубам, юная леди, - в словах Азазеля небыло ни злобы ни иронии. Можно было даже подумать, что эта черта Шарисии нравится алхимику.
- Нэйтана я обучать не стану, - категорично заявил Азазель, услышав о желании дамы подобрать ему подмастерий, - Бессмысленная трата времени - обучать того, кто помрёт, не успев даже постичь основы. Человеческий век слишком короток для науки.
Остановившись у самого крайнего стола, ученый кивнул в сторону своей коллекции ковров и подушек:
- Прошу, располагайтесь. Можете поведать мне о той “интересной ситуации”, пока я занят. Уверяю - я весь внимание.
Азазель чиркнул огнивом и поджег спиртовую плитку, на которую поставил металлический ковшик. После чего отошел от стола на шаг и приподнял руки, согнув в локтях и повернув ладонями вверх, словно держал в них что-то. И в этот момент утварь на столике ожила: взмыли в воздух колбы и пробирки, маленькие баночки с разнообразными порошками и жидкостями. Все они медленно подплывали к ковшику, высыпая частичку своего содержимого внутрь. Можно бы было подумать, что он варит очередное зелье, но скоро в воздухе начал витать терпкий аромат вина с пряностями, а спустя, самое большее - десять минут, содержимое ковшика вылилось в высокий бокал, который “приплыл” к Шарисии на небольшом металлическом подносе.
- Утоляет жажду, чувство голода, согревает. Стимулирует умственную деятельность, при умеренном употреблении. Существенно улучшает работу нервной системы, - последнее ученый произнес даже с гордостью, - Такого вам где попало не нальют.

Алхимик хмыкнул:
- Ну разумеется. Это же квинтэссенция всех моих исследований! Скоро вы придете снова, в надежде получить бокальчик. И снова. За тем вы перестанете искать предлога, юная леди, и придете с просьбой дать вам это. И снова. Скоро все ваши мысли будет занимать дивный напиток, и вы сделаете все, чего я только пожелаю. И вот мы останемся наедине. Одинокий, беспринципный и бессовестный мужчина, и прекрасная, беззащитная женщина. Разве родители не говорили тебе не пить то, что дают злые дяди-алхимики?
Все это прозвучало просто убийственно серьезно.
- Шучу, конечно, - добавил Азазель тем же тоном, - Это просто тонизирующее средство. Единственный побочный эффект заключается в том, что чувство усталости и голода, которые снимает напиток вернутся с удвоенной силой как только действие закончится. Через пару часов, стало быть. Это идеальное средство, если нужно срочно закончить работу, не отвлекаясь на такие досадные потребности организма, как сон и пища.
Ученый подошел к вешалке, стоявшей подле лежбища. Полсотни ремней на его плаще разом звякнули пряжками и Азазель снял его, оставшись в простой холщевой рубашке. Следом он снял перчатки с заостренными пальцами, и, наконец, очки. После чего устроился на подушках неподалеку. Шарисии открылось достаточно редкое зрелище. На первый взгляд, он был очень похож на брата, если не брать во внимание длинные волосы собранные в высокий хвост. С другой - постепенно бросались в глаза мелкие детали, как пятно на правой стороне шеи, на несколько тонов темнее кожи. Вероятно - старый ожег. Несколько мелких рубцов на лице, один из которых рассекал бровь, разделив её на две неравные части тонким пробором, на котором больше не росли волосы. А также руки, словно обгоревшие полностью несколько десятков раз. Живого места на них практически небыло, как и растительности, и даже несколько ногтей на пальцах перестали расти из-за травм.
- Но вот забавный момент, - продолжил Азазель, сложив руки за головой и глядя в потолок, - Наш контракт не исключает этого. Покуда я не желаю причинить вам вреда, я могу попытаться опоить вас и манипулировать. Скорее всего я даже буду уверен, что спасаю юную леди от чего-бы-то-нибыло. Допустим взбрела вам в голову самоубийственная идея, отговорить не получается, и я решил взять все в свои руки, пока не стало слишком поздно. Не боитесь такого исхода?
После алхимик выслушал суть проблемы и ненадолго задумался, слегка нахмурившись:
- Отвечу просто. Если мой эксперимент выходит из-под контроля, то я пытаюсь извлечь из результата столько выгоды сколько смогу. Как из Груши, - Азазель кивнул на кошку, продолжавшую собирать осколки, - Но как только результат становится бесполезным - я уничтожаю его. Потому, что я не задумывал его таким. Потому, что он не совершенен.

- Ваша правда. Мой милый братец не допустит подобного развития событий. Впрочем, есть и другие причины. И самая главная из них в том, что вы, юная леди, прекрасны в своем нынешнем состоянии. В состоянии неопределенности, борьбы с собой, и со своими внутренними тенями. Отчасти завораживает даже ваша наглость и небрежность. Но больше огорчает, - Азазель вздохнул, закрыв глаза, - Сделай я вас марионеткой - все это пропадет, останется лишь оболочка. А разве можно придумать более скучный исход? Шлюхи и те пытаются быть особенными. Даже цену повышают за это.
Ученый замолчал и воцарилась минута молчания, но тишина вовсе не была неловкой. Азазель вообще любил тишину и спокойствие. Любил созерцать. Многие вещи, не только те ужасы, о которых могут подумать люди, однажды увидившие лабораторию демона.
- Брут… Сколько лет утекло, а мы такие же как и прежде. В поисках могущества, без тени сожаления ступая по головам. Как долго мы будем идти? Как долго мы сможем идти? - мечтательно произнес он, - Как думаете, Агрон догадался, что пятьдесят лет вы играли с ним не совсем честно?
Уголки губ Азазеля дернулись, слегка приподнявшись. Похоже партия, которую он разыграл в Бруте на пару с Шарисией навевала ему какие-то приятные воспоминания. Достаточно приятные, чтобы они отразились на этом вечно постном лице.
- Ах да, мои подопечные. До сих пор я успел заняться только сестрами-настоятельницами. Они были слишком шумными. И обработка даже одной Груши заняла непозволительно долгое время. Ох, вы даже не представляете, как сложно нанести татуировку, в которой так важна точность, на тело того кто постоянно извивается и проклинает тебя. И самое гнусное в том, что процедура требует, чтобы цель оставалась в сознании. В общем да, мои подопечные еще при своем разуме. Все, кроме двух. И да, я думаю, что они справятся. Надо лишь найти среди них самую сговорчивую. Впрочем, думаю, после недели заточения в кельях, их гордость вполне могла поутихнуть.
И все же на лице Азазеля отчетливо виднелась тень сомнения. По крайней мере эмоции, связанные с мыслительными процессами - ему удавались.
- Но как быть уверенными, что кошка не попытается скормить нам ложную информацию, вместо настоящего перевода? Пока её разум не под контролем, пока она зла на узурпаторов… И неизвестно в каком отношении религия с этим культом. А если станется так, что в хорошем? Так мы точно ничего не узнаем, - Азазель поскрем рукой щетину на подбородке, - Мне нужно продолжить работу. Успех принесет нам ответ в котором мы можем быть уверены. Но это потребует время. И я не могу сказать сколько. Проблема с культистами терпит? Или требует немедленного решения?

Азазель еще долго молчал, выслушав все, что сказала Шарисия. Лежа с закрытыми глазами. Пять минут, десять, пятнадцать… Любой бы решил, что демон просто заснул, не дослушав, но внимательный заметил бы напряженные веки, и слишком частое дыхание для спящего.
- Наших исходных данных недостаточно. Их настолько мало, что мы даже не можем понять, где искать больше. Алая империя? Это же пальцем в небо, юная леди. Может быть. А может и не быть. Думаю, обсуждать этот вопрос дальше - бессмысленно. Единственное место, из которого мы можем получить информацию - сам культ. До тех пор пока они не дадут нам зацепок, намеренно ли, случайно ли, мы не сможем раскопать больше…
Азазель зевнул, демонстрируя пусть и не вампирские, но достаточно массивные клыки, напоминающие об изначально хищном происхождении расы.
- Поиск логических связей в уравнении с сотнями неизвестных утомляет. Особенно, если исходных данных так мало. Не люблю головоломки без решения. Это издевка над разумом. Я не рассказывал, как однажды низший аэри пытался доказать мне превосходство своего ума? Загадал загадку с подвохом, и я не смог её решить, потому, что не пытался усомниться в условии. Он стал одним из первых моих подопытных. “Раз ты такой умный, я просто обязан понять, как работает твой мозг” - сказал я тогда. И спустя пару часов вскрыл черепушку в своей комфортабельной лаборатории. Не то, чтобы я не делал не делал этого раньше, или получил какие-то важные знания в процессе… Но запускать слабые разряды в открытый мозг и наблюдать за реакцией тела - забавно.
Из уст ученого вырвался жутковатый смешок. Смешок того, кто давно перестал ценить чужие жизни.
- О чем это я? А, впрочем, не важно. Давайте-ка вернемся к ностальгии. Вы спросили меня, юная леди, как решилась проблема нашего взаимодействия, тогда, в Бруте. Что ж, для случая с моим братом, у людей есть отличное выражение: “Стерпится - слюбится”, а что касается меня, - жутковатая улыбка демона стала чуть шире, и он повернулся к Шарисии, изучающе глядя прямо в глаза, - Вы и вправду так уверены, что знаете меня? Вдруг все это не то, чем кажется? Что, если я все это время играю роль без эмоций, так же, как пытаетесь и вы? А если так, что скрывается за ни разу не поднятой маской? Ситуация ничем не легче, чем с культистами, правда?
Азазель хитро сверкнул глазами, и не позволив даже как следует поразмыслить над своими словами - сразу же перевел тему:
- Ну да это все лирика. У вас, кажется, была еще одна тема, которую вам хотелось бы обсудить со мной?

И снова этот дикий взгляд. Бесконечное безрассудство и азарт, бешеная гонка. В этом вся Шарисия, такой Азазель запомнил её с тех самых пор, как они впервые встретились:
- Как много воспоминаний за один лишь вечер, - протянул Азазель, - Я помню Брут, и ваш взгляд, юная леди. Помню как плясал огонь в этих глазах. Отражение огня в камине, и помню как он преображался, становясь диким. Вам очень шел этот огонь, так я тогда подумал. А потом, должно быть, вы решили, что мной можно управлять как Агроном. Я отчетливо помню мимолетное выражение обиды и разочарования, когда я не ответил на попытку поцеловать меня, и помню как быстро это выражение сменилось все тем же азартом. Для вас, юная леди, все на свете может стать вызовом. Все. От поцелуя одного демона, до владения миром. А знали ли вы, юная леди, что в тот вечер я смеялся впервые в жизни? Это был замечательный вечер.
Возможно алхимик даже собирался повторить это. Посмеяться еще пару секунд, но как только рука его легла на раскаленный камень, улыбка сползла с лица демона. Его взгляд расфокусировался, и слушал Шарисию он молча, вплоть до того момента, пока её губы не оказались в сантиметре от его. Азазель ждал этого момента, и уже знал, что хочет ласково нажать указательным пальцем на кончик её носа, как это делают с детьми. Как бы она взбесилась тогда?
Но руки не слушались демона.
- А ты все… не теряешь… надеж… ды…
Не слушался и собственный голос, дрожащий, отказывающийся вставлять холодный комментарий в такой пикантной ситуации. Пару секунд спустя он понял, что его руку уже давно никто не держит, но она продолжает прижиматься к камню. Словно обрела свою волю. А еще мгновение спустя обнаружил, что впился в губы девушки жадным поцелуем. В нем небыло ничего нежного, любящего. Лишь животная страсть, сравнимая с попыткой сожрать. Азазель перевернул гостью на спину, опираясь рукой на её грудь, выдавливая воздух из легких. Поцелуй, если случившееся можно так назвать, прервался резко и грубо, демон даже умудрился прокусить губу Шарисии в процессе. А затем он завис над ней.
Ноздри демона гневно раздувались, на лбу часто пульсировали вены, но самыми странными были его глаза. Зрачки пульсировали, с каждым ударом сердца становясь все шире. Они достигли размеров радужки, а затем линзы лопнули, как скорлупа, размывая границы. И в белок начала вытекать черная жидкость. Точно сама бездна сочилась из его глаз. Но даже когда глазные яблоки приняли глубокий черный цвет, оно не остановилось. Бездна стала слезами, капающими на лицо лжебогини. Тягучие и горячие, как воск, они с шипением испарялись, оставляя небольшую струйку черного дыма. Бездна стала кровью, окрашивая пульсирующие вены в черный. И постепенно покрывая небольшими пятнышками кожу.
Демон заговорил, и голос его казался совершенно чужим:
- Ты снова ищешь моей помощи, но что ты даешь взамен? Власть? Не смеши меня, девчонка, у меня было её достаточно всегда. То, с чем я работаю сейчас - лишь бледная тень былого, но не это худшее.
Пальцы демона начали удлинняться, обрастать когтями, впивающимися в кожу девушки:
- Хуже всего ты. Мнящая себя хозяйкой всего. Ты приходишь и ведешь себя как бродячая дворняга. Срешь, где попало. Грызешь мои ботинки. И мнишь себя моей хозяйкой.
Напряжение в воздухе перестало быть метафорой. Воздух действительно начал пахнуть, как после грозы.
- Я не служу тебе. И никогда не буду. Но я помогу. Ты спрашиваешь, что делать с камнем в твоей груди? Я вырву его, и проблема решится. Не так ли?
За спиной демона появились зыбкие силуэты массивных крыльев. Взгляд же его переместился с лица Шарисии на грудь. Азазель увидел собственную руку, почерневшую, покрывающуюся костяными наростами. Увидел, как сквозь ладонь сияет камень. И резко отдернул руку, усевшись и часто дыша. Внешность его постепенно пришла в норму, но взгляд остался ошалевшим, и был прикован к камню. Демон даже не нашел остроумных комментариев к ситуации, просто продолжал попытки отдышаться.

Отредактировано Азазель (05.12.2016 09:20)

Быть может никто, кроме этой девушки, на всем свете не мог совершить такую ошибку. В этом она была уникальна - способная переоценить и недооценить одновременно. Да, её выходка с камнем была опрометчивой, но то, что последовало дальше…
Все еще тяжело дышавший и выглядящий удивленным - Азазель, тем не менее, успел вернуть себе самообладание и трезвость ума. И даже начал анализировать случившееся, как вдруг…
Еще никто не пытался утешить и успокоить алхимика. Ни у кого даже не возникало причин чтоб пытаться. Азазель никак не ожидал подобного от Шарисии. Что это было? Чувство вины? Забота о союзнике? Быть может нечто более сложное?
Ученый замер, не пытаясь вырваться из объятий. Эту эмоцию он видел впервые, не изученную, завораживающую. Конечно, привычки требовали вставить неуместный комментарий, разрушить атмосферу, уязвить гордость, вновь заставить Шарисию злиться… Но алхимик решительно отринул это желание. И тут было замешано не только любопытство. Не отдавая себе отчета “почему”, он не хотел прерывать эту сцену, позволяя девушке высказать все, а на середине её речи, Азазель даже обхватил левой рукой талию лжебогини, прижимая крепче к себе.
А когда убаюкивающая речь закончилась, алхимик стер большим пальцем правой руки кровавую полоску, оставшуюся на щеке Шарисии. И, с крайне задумчивым выражением лица, слизнул кровь с пальца.
Где-то с минуту ещё Азазель смотрел в глаза лжебогини, продолжая крепко обнимать левой рукой, а затем медленно протянул:
- Прости, может сейчас и не лучшее время, но я должен осмотреть это, - алхимик даже отбросил свою любимую манеру - обращаться ко всем подчеркнуто вежливо. Да что там! Обошлось даже без “юной леди”! Это ли не показатель серьезности намерений?
Он положил правую ладонь на плечо девушки и мягко, но настойчиво оттолкнул, не отпуская при этом талию, заставляя выгнуться назад.
Тем временем к алхимику уже подплыло оборудование - тонкий скальпель и очки. Надев их и взяв скальпель, ученый перевернул его, рукоятью поддевая оправу украшения, вросшего в грудь Шарисии, и внимательно заглядывая под него. Около минуты он изучал место соединения плоти и камня. А потом осторожно опустил девушку на подушки, сам же встал и направившись к ближайшему столу, начал шумно копаться в ящиках под ним:
- Если хочешь знать мое мнение по поводу этого - тебе не стоило прикасаться к камню, - все еще продолжая рыться в ящиках, подал голос Азазель, - Но он уже наполовину погрузился в твою плоть. При этом опасно близко к одному из самых крупных нервных узлов. Исходя из ситуации, моя рекомендация - удалить камень немедленно. И прежде чем ты начнешь перечислять сотню и еще одну причину, почему эта дрянь тебе нужна, дослушай старого, умного демона, прочитавшего неисчислимое множество старых, умных книг.
Азазель наконец вынырнул из под стола, и с силой поставил на него пустую бутылку из-под вина. Так, что вся остальная утварь, стоявшая на столе, жалобно звякнула. Рядом с бутылкой алхимик положил обычное куриное яйцо. Затем, взял со стола пинцет, зажал в нем клочок ваты, обмакнул в спирт, поджег, бросил в пустую бутылку и сразу же заткнул горлышко, поставив на него яйцо.
- Судя по всему, ты не очень хорошо понимаешь принцип работы камня. Но это и не страшно. Для того, чтобы понимать суть вещей, у тебя есть я. Так вот, - Азазель указал на бутылку, ватка в которой начала медленно затухать, - Предположим, что это яйцо - твой камень, а его содержимое - сущность осколка. Бутылка, соответственно, твое тело. Наибольшей ошибкой было бы опустошать твое тело от эмоций. Я рад, что не успел создать средство, которое избавило бы тебя от них.
Крак! Скорлупа лопнула, и её содержимое мгновенно всосалось в бутылку.
- Думаю, аналогия ясна. То же самое случилось со мной. Я практически пуст в эмоциональном плане. Камень же, напротив, переполнен. Из-за разницы в плотности субстанций, разреженное поле стремится заполнить себя. Лиши я тебя эмоций, и камень сольется с твоим телом, полностью уничтожив личность. В какой то мере ты станешь настоящим отражением богини. Только вот перестанешь быть собой. Скажу больше: учитывая тот факт, что камень срастается с телом - момент, когда скорлупа лопнет, все равно настанет. Все, что в моих силах - оттянуть этот момент. Можно, впрочем, и избежать. Для этого тебе надо всего лишь стать более насыщенной эмоциями, чем камень. Тогда его, само собой, вытолкнет. Резюмируя все, что я сказал: давя в себе эмоции ты затягиваешь петлю на собственной шее. Ты никогда не увидишь предел, до которого сможешь дойти с этим камнем. Потому как предел твой гораздо ближе, чем ты думаешь. Дальше камень пойдет в твоем теле. Но уже без тебя.
Азазель глубоко вздохнул:
- Еще раз прости, Рисси, но объяснять мне важность камня не нужно. Потому как для меня ты останешься важнее, чем твоя божественная ложь. А теперь, пожалуйста, оставь меня. Мне нужно работать. Я навещу тебя завтра, во дворце.